Автор: Владимир Скрипов
В Кельне – этаком Габрово Германии – очередной карнавал. Только проходит он на этот раз в атмосфере, больше напоминающей чрезвычайное положение, нежели веселый праздник, традиция которого восходит к 1823 году. Стянуто более 2,5 тыс. полицейских – втрое больше, чем обычно. А радио и ТВ инструктирует женщин, как надо вести себя, чтоб «не спровоцировать» насилие. Дамам рекомендуют не ходить поодиночке и, дабы не быть «неправильно понятыми», воздерживаться от шуток типа обрезаний галстуков – традиционной хохмы прежнего веселья.
На кельнском фестивале побывал ровно двадцать лет назад. До чего же изменилась Европа! Кельн! Разве можно было представить его тогда в таком униженном, загнанном состоянии. Под властью восточных отморозков, наглых и уверенных в абсолютной безнаказанности в размякшем до маразма от своей политкорректности Западе.
Сколько бесшабашного и добродушного веселья было на этом удивительном раздолье карнавальных фантазий и гульбы, столь непривычных для чопорной Германии. Когда официально на неделю все прекращают работу и всем предписано пьянствовать. Когда улицы запружены костюмированными, размалеванными людьми с бутылками в руках, а ночью все кабаки забиты ими так, что пиво передается над головами из рук в руки. И если ты уж сумел туда втиснуться, то обратно выбраться весьма непросто. А сколько смекалки и изысков вложены в костюмы, в образы, над которыми участники этих ежегодных сборищ колдуют как над одной из важнейших жизненных задач, не жалея денег. Все пьяные, некоторые – в стельку. Но при этом ощущение абсолютной безопасности и добродушия. Я спросил нашего проводника Карла, с детства не пропустившего ни одного этого феста, как при скоплении сотен тысяч поддатых, несколько дней гуляющих людей, на счет криминала? Как часты драки, поножовщина, убийства? Меня поразил совершенно конкретный ответ: в прошлом году (то есть – в 1995) газеты писали о пяти случаях задержанных за мелкие нарушения типа рукоприкладство и воровство. И это при том, что на свои февральские карнавалы Кельн собирает до полутора миллионов человек.
Главный юмор кельнского карнавала – женщины берут власть над мужчинами («бабий четверг»). В первую ночь они даже пьют раздельно – в разных ресторанах. Атрибутом их власти становятся ножницы и бутылками, с которым они стайками ходят по городу и нападают на мужчин, обрезая им галстуки, символизирующие, сами догадываетесь, что. Хохот, поцелуи, наливание. Помнится, очередной галстук (Карл позаботился – захватил с собой их штук двадцать) мне обрезала юная кассирша в магазине. При этом у кассового аппарата стояла огромная – литров на пять бутыль «метаксы», из которой она щедро налила в мельхиоровый бокальчик.
Ну, а венец всего – финишный парад («Розовый понедельник»), когда костюмированная фантасмагория плывет по городу несколько часов, осыпая толпу сладостями, цветами, сувенирами, просто конфетти.
Во что превратился нынешний карнавал – больно читать и представить. Кельнский погром, с которого начался год – быть может, самая горькая и постыдная примета нового состояния Европы. СМИ сообщают, что уже первый день –«бабий четверг» отмечен 22 дамскими заявлениями по поводу сексуальных домогательств, в том числе тремя- по фактам изнасилования. Общее же количество обращений в полицию в связи с рукоприкладством и воровством за 4-5 февраля превысило две сотни. Шокирует наглость, с которой ведут себя «желанные гости» Ангелы Меркель». Например, бельгийскую журналистку лапали демонстративно перед кинокамерами ее коллег. А коллеги снимали, вместо того, чтобы бить по сияющим мордам. И это тоже приговор т.н. «политкорректности» и пощечина Меркель, полгода назад самонадеянно объявившей, что ее страна готова принять любой количество беженцев. Это напоминание, к чему ведет беззубость законов и культивируемых нравов, которые добровольно превращают европейца у себя дома во второй сорт.
Примечательно и то, что эта статистика – уже не сенсация, а прогрессирующая тенденция. Те же источники сообщают, что издевательства над немками происходили и в прошлом, и в позапрошлом годах. Вдвое подскочил лишь масштаб. А ведь двадцать лет такое трудно было даже вообразить. Да и встретить тогда раба или негра было редкостью. Сколько же их всосал город за эти годы, если стал возможен многосотенный шабаш на привокзальной площади, устроенный 30 декабря. И как только колокол не обвалился с нависшего над ней собора от позора и стыда!
Бодрит лишь надежда, что кельнский колокол стал одним из набатов, способных разбудить европейцев, продремавших наводнение, из которого повсюду торчат минареты. Кажется, настроения меняются. И лукавый термин «политкорректность» начинает избавляться от болотины вседозволенности и прогнутости перед нахрапом грубой экспансии. Надежду на то, что европейская солидарность проснется и возмужает до того градуса, чтобы заставить гостей уважать хозяев дома. Либо гнать их в три шеи. Да и сам термин сдать в архив как неудачный и фальшивый, заменив чем-то более внятным и конструктивным.
___________________
От редакции:
Полити́ческая корре́ктность (также политкорректность; от англ. politically correct — «соответствующий установленным правилам») — практика прямого или опосредованного запрета на употребление слов и выражений, считающихся оскорбительными для определённых социальных групп, выделяемых по признаку расы, пола, возраста, вероисповедания, сексуальной ориентации и т. п.
Таким образм проблема обозначенная автором словом “политкорректность”, несколько шире, чем предполагает смысл используемого определения.